Пандемия COVID-19 глубоко повлияла на Центральную Азию, поскольку в экономике стран региона все еще ощущались последствия мирового финансового кризиса 2008-2009 годов и ценового шока на сырьевых рынках 2014-2015 годов. По официальным данным, совокупный ВВП региона в 2020 году сократился почти на 2%, уничтожив, как минимум, четырехлетний прогресс в области увеличения доходов на душу населения в некоторых странах и отправив за черту бедности порядка 1,4 млн человек (OECD, 2021[4]). Из-за сохраняющегося влияния пандемии и медленной реализации вакцинационной кампании в 2021 году восстановление экономики шло не так быстро, как ожидалось, даже при том что во втором полугодии экономическая активность возросла под влиянием активного внутреннего потребления. Эту тенденцию поддерживал массивный приток денежных переводов, особенно в Кыргызстан и Таджикистан (IMF, 2022[5]; OECD, 2021[4]).
Преодоление экономических бурь в странах Центральной Азии: первые последствия войны в Украине
Долгосрочные последствия войны могут увеличить бюджетную несбалансированность в странах Центральной Азии
Правительства стран Центральной Азии еще продолжают урегулировать последствия пандемии
Нестабильный характер восстановления экономики после пандемии не позволил государственным бюджетам стран отвоевать прежние позиции
В целом, после 2020 года бюджетные возможности стран региона заметно сократились, а коэффициенты долга выросли, чему вначале способствовало резкое снижение цен на сырьевые товары и притока денежных переводов в начале 2020 года, а затем расходы бюджета на оказание антикризисной поддержки. В большинстве стран Центральной Азии принимались комплексные меры для противодействия санитарно-эпидемиологическому и экономическому кризису, вызванному пандемией COVID-19; пакеты государственных антикризисных мер варьировались в стоимости от 3,5% ВВП в Таджикистане до 5,7% в Узбекистане, 6,1% в Кыргызстане и 7,3% в Казахстане (OECD, 2021[4]). Это сыграло очень важную роль и помогло региональной экономике пережить кризис, но в то же время создало огромную нагрузку на государственные финансы. В течение 2020 года и в начале 2021 года бюджетные возможности в странах Центральной Азии значительно сократились, внешний долг продолжал расти, сальдо счета текущих операций и бюджета ушли в минус. В дальнейшем государственные меры поддержки постепенно сокращались, но увеличившийся долг и скачок инфляции в 2021 году не способствовали заметному улучшению ситуации в сфере государственных финансов (IMF, 2022[5]).
На данный момент государственные доходы поддерживает сохранившийся уровень потребления
Денежные переводы образуют существенную долю государственных доходов и ВВП в странах Центральной Азии, сопоставимую с долями национального экспорта товаров и услуг (а порой и превышающую их) (см. Рисунок 14). Увеличение притока переводов в первом полугодии 2022 года способствовало росту потребления и государственных доходов в Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане. Иммиграция граждан России, обладающих сравнительно высокой покупательной способностью, и фирм, ранее работавших в России, продолжают поддерживать уровень потребления в странах региона и приносить им дополнительные налоговые доходы (EUAA, 2022[86]).
Ведущую роль, вероятно, играют косвенные налоги на потребление, в том числе налог на добавленную стоимость (НДС), и – уже в более долгосрочной перспективе – налоги на прибыль организаций и даже на доходы физических лиц, если некоторые из новых мигрантов оседают в принимающей стране. В ближайшее время первоочередной поддержкой государственному бюджету станут доходы от НДС, на который приходится в среднем 33,6% бюджетных налоговых поступлений в регионе (OECD, 2021[4]).
В долгосрочной перспективе динамика финансовых рынков может отрицательно повлиять на устойчивость государственных финансов
Пандемия уже показала, что способности государств Центральной Азии нести расходы, профинансированные за счет заемных средств, все еще ограничены в силу относительно высокой стоимости займов и малой доступности финансовых рынков. Только Казахстан, с 1996 года выпускающий облигации государственного займа и корпоративные облигации, и Узбекистан, который в 2019 году вышел на международный рынок долговых инструментов, по-видимому, находятся в сравнительно благоприятном положении в отношении стоимости внешних займов. После начала войны в Украине и до августа 2022 года спреды по государственным облигациям в Центральной Азии выросли в 2-3 раза больше, чем в других развивающихся странах, что, вероятно, отражает обеспокоенность инвесторов тесными политическими, экономическими и финансовыми связями стран Центральной Азии с Россией. К примеру, до мая 2022 года казалось, что финансовые рынки больше тревожат долгосрочные перспективы устойчивости Казахстана, поскольку доходность десятилетних облигаций росла сильнее, чем у двухлетних. С 24 февраля до конца мая доходы по этим облигациям выросли на 184 и 114 базисных пунктов (б.п.) соответственно. После мая доходность в обоих случаях продолжила расти, однако вперед вырвалось уже сравнительное увеличение по двухлетним. За период с начала мая по конец августа доход по двухлетним облигациям увеличился на 246 б.п., тогда как по десятилетним – лишь на 35 б.п. (World Government Bonds, 2022[88]; Investing.com, 2022[89]). Такой разворот тренда может удивить, поскольку финансовые условия для экспортеров нефти в мире ухудшились сравнительно меньше в силу роста цен на нефть и газ, однако он может выражать увеличение рисковости инвестиций в страны Центральной Азии1.
Все это происходит на фоне последствий пандемии, которая вызвала в 2020 году рост долга – тенденцию, лишь начавшую постепенно изменяться в 2021 году (за исключением Монголии), в силу сохраняющихся расходов на государственные антикризисные меры и ужесточения мировых финансовых условий, оказывающих давление на национальную валюту и спреды государственных облигаций. Текущее ужесточение денежно-кредитной политики США и других членов ОЭСР может привести к значительному ухудшению финансовых условий для стран Центральной Азии в среднесрочной перспективе, тогда как ужесточение их собственной внутренней денежно-кредитной политики в связи с инфляцией увеличивает расходы по займам и уменьшает бюджетные возможности в период, когда долг переносится на следующие годы. Это может стать серьезным испытанием платежеспособности, особенно для Кыргызстана и Таджикистана, где возможности государственного бюджета уже ограничены (IMF, 2022[22]; OECD, 2021[4]). По данным МВФ, в обеих странах существует, соответственно, средний и высокий риск долгового кризиса, главным образом вследствие их зависимости от экспорта (особенно сырьевого), доходы от которого определяют их возможность обслуживать государственный долг (IMF, 2020[90]; IMF, 2020[91]; IMF, 2021[92]; IMF, 2022[93]).
В долгосрочной перспективе ослабление экономических связей Центральной Азии с Россией может ускорить рост экономического присутствия Китая в регионе
Возможные преимущества пересмотра китайской стратегии торговли в регионе
В последние годы Китай стал для стран Центральной Азии одним из ведущих торговых партнеров (см. Рисунок 16), а также важным источником инвестиций и кредита. У Китая положительное сальдо внешнеторгового баланса со всеми странами Центральной Азии, кроме Туркменистана, который главным образом экспортирует в Китай минеральные и энергетические ресурсы, но при этом мало что импортирует (IMF, 2022[22]). Возможно дальнейшее развитие экспортной динамики, особенно в области товаров, не связанных с энергетикой, поскольку основу центральноазиатского экспорта в Китай составляют энергетические и минеральные ресурсы, при этом Казахстан экспортирует в Китай, в основном, сырую нефть, нефтяной газ, рафинированную медь, ферросплавы и радиоактивные вещества, а Монголия – уголь. С Узбекистаном, Кыргызстаном и Таджикистаном наблюдается примерно та же картина, только наибольшую долю в объемах экспорта в Китай составляют металлы (UNCTAD STAT, 2022[1]).
За последние десять лет Китай укрепил свои политические и финансовые позиции в Центральной Азии, что не в последнюю очередь связано с инициативой «Один пояс – один путь». Инвестиции последних лет не ограничивались инфраструктурой энергоснабжения; в попытке обеспечить продовольственную безопасность велись переговоры об открытии китайского потребительского рынка для экспорта продовольствия из Центральной Азии. Если бы это действительно произошло, перед странами Центральной Азии открылись бы новые деловые возможности, причем как раз в то время, когда российский рынок становится все более проблематичным. На совместном саммите «Китай - Центральная Азия» в январе 2022 года прозвучали прогнозы относительно удвоения объема торгового оборота между странами к концу текущего десятилетия и увеличения китайских инвестиций в регион.
Текущие перебои в грузовых и транспортных потоках из Китая через Центральную Азию, особенно по северному маршруту, идущему через Россию в Европу, могут заставить Китай пересмотреть свою торговую стратегию в регионе, что позволит странам Центральной Азии играть более видную роль в отношениях с большим соседом. Однако жесткая политика нулевой толерантности к COVID в 2021 году и в первые девять месяцев 2020 года в Китае привела к ужесточению старых и введению новых ограничений на границах, особенно с Казахстаном и Монголией, что может замедлить возможную переориентацию торговли (EBRD, 2022[94]) и вызывает сомнения в готовности Китая видеть в странах региона не просто транзитные коридоры, а партнеров по импорту (Eurasianet, 2021[95]). Если спад в экономике Китая сохранится, среднесрочные перспективы увеличения объемов экспорта из стран Центральной Азии могут оказаться пессимистичными.
В свете ужесточения мировых финансовых условий долг Центральной Азии перед Китаем может увеличиться
Устойчивость долговой ситуации в странах Центральной Азии необходимо рассматривать не только сквозь призму уровней задолженности, но прежде всего как проблему распоряжения государственными доходами, долларизации и зависимости от узкого круга кредиторов (OECD, 2021[4]). Действительно, высокий уровень долларового долга в ряде стран ставит их в зависимость от колебаний обменного курса и ужесточения мировых финансовых условий, связанного, в частности, с нормализацией денежно-кредитной политики США (IMF, 2022[5]). По всей видимости, эта проблема особенно актуальна для Таджикистана и Узбекистана, чей долг является долларовым практически полностью (на 100 и 97 % соответственно) (Reuters, 2022[96]; OECD, 2021[4]). В случае дальнейшего ухудшения мировых условий финансирования страны Центральной Азии могут обратиться за финансовой помощью к Китаю, поскольку другие инвесторы могут утратить к ним интерес. Однако задолженности региона перед Китаем и так уже велики, а пандемия наглядно продемонстрировала связанные с этим проблемы. Внешний долг Кыргызстана, Монголии и Таджикистана Китаю за последние десять лет значительно увеличился, что объясняется крупным финансированием инфраструктурных проектов в рамках инициативы «Один пояс – один путь» (Center for Global Development, 2018[97]). Текущие суммы и условия долга перед Китаем (как официальных двусторонних займов, так и альтернативных, проведенных через государственные предприятия) не известны наверняка, но недавние исследования позволяют заключить, что в среднем за период с 2000 по 2017 годы он мог составлять почти 30% от ВВП для Кыргызстана и Таджикистана, 25% для Туркменистана, почти 20% для Казахстана и Монголии и примерно 10% для Узбекистана. В официальных данных, предоставленных Кыргызстаном, даже фигурирует долг в размере до 42% ВВП за 2022 год (Standish, 2022[98]).
Таблица 3. Долг стран Центральной Азии перед Китаем
Скрытый долг перед Китаем в % от ВВП (2000-2017 гг.) |
Государственный долг перед Китаем в % от ВВП (2000-2017 гг.) |
Совокупный долг перед Китаем в % от ВВП (2000-2017 гг.) |
Отношение долга к ВВП (2021 г.) |
|
---|---|---|---|---|
Казахстан |
16 |
2 |
18 |
25,9 |
Кыргызстан |
1 |
30 |
31 |
61 |
Монголия |
4 |
14 |
18 |
94,7 |
Таджикистан |
3 |
24 |
27 |
46,5 |
Туркменистан |
23 |
2 |
25 |
10,6 |
Узбекистан |
9 |
2 |
11 |
36,8 |
Источник: (AidData, 2021[99]; IMF, 2022[22]).
Пандемия продемонстрировала неоднозначное отношение Китая к странам Центральной Азии, равно как затруднения, испытываемые некоторыми национальными правительствами с обслуживанием долга. В 2020 и 2021 годах Таджикистан и Кыргызстан оказались под защитой инициативы «Группы двадцати» по приостановке обслуживания долга (DSSI), цель которой заключалась в том, чтобы позволить странам с низким уровнем доходов вкладывать средства в социальную поддержку в период коронавирусного кризиса; однако условия их обязательств перед Китаем были, в лучшем случае, лишь частично смягчены, поскольку Китай не откликнулся на просьбы о списании долгов. Информации о списании и приостановке обслуживания долгов перед Китаем по сей день очень мало, но, по всей видимости, в 2020 году Таджикистану в рамках DSSI удалось избавиться от 40 млн долларов долга, хотя в 2021 году последовал отказ в дальнейшем списании долгов, а обращение Кыргызстана, судя по всему, не увенчалось успехом (China-Africa Research Initiative, 2022[100]). Основная проблема, по-видимому, заключается в структуре центральноазиатских задолженностей перед Китаем, потому что здесь фигурируют немалые суммы, полученные по негосударственным каналам, и результатом стало формирование внебюджетного долга Китаю (AidData, 2021[99]). Как следствие, даже будучи участником инициативы по приостановке обслуживания долга Китай действовал в соответствии с ее условиями лишь применительно к тем задолженностям, которые относятся к двум официальным кредиторам по двусторонним договорам («Эксимбанку» и Китайскому агентству международного сотрудничества в области развития); других источников финансирования, и прежде всего связанных с инициативой «Один пояс – один путь», условия о списании долгов не коснулись. На основании имеющейся информации можно предположить, что зависимость региона от краткосрочных, дорогостоящих, порой обеспеченных природными ресурсами кредитов усилилась, и это увеличивает риски неплатежеспособности и долгового кризиса, отрицательно влияя как на способность обслуживать долги в будущем, так и на доступность льготного финансирования (OECD, 2020[101]; Natural Resource Governance Institute, 2020[102]; IMF, 2019[103]; OECD, 2021[4]; AidData, 2021[99]).
примечание
← 1. Двухлетние облигации по доходности обошли десятилетние с начала августа, что может говорить о боязни экономического спада.