Несмотря на значительные структурные преобразования экономики Казахстана, проводимые с 1991 г., ее устойчивость и конкурентоспособность остаются под вопросом из-за ограниченного развития частного сектора и высокой степени экономической концентрации в добывающих отраслях страны. Хотя многие макроэкономические тенденции, несомненно, являются сильными, выгоды от роста, стимулируемого добычей полезных ископаемых, не были в достаточной степени распределены по всей экономике, что привело к неравномерному росту производительности, инвестиций и инклюзивности. В этой главе представлены некоторые ключевые экономические тенденции и проблемы Казахстана, которые имеют значение для контекста данного исследования и последующих разделов отчета, посвященных конкретным областям экономической политики.
Анализ делового климата в Казахстане
2. Экономический обзор Казахстана: тенденции и проблемы
Abstract
2.1. Обзор и контекст с точки зрения экономической политики
Более чем через три десятилетия после обретения Казахстаном независимости важными для правительства приоритетами остаются снижение роли государства в экономике, развитие частного сектора и содействие диверсификации экономики. Для достижения этих целей правительство разработало многочисленные стратегии экономического развития, инвестировало значительные государственные ресурсы в программы индустриализации и провело ряд нормативно-правовых реформ для поддержки внутреннего и международного бизнеса. Результаты этих практических мер являются неоднозначными. Условия для ведения бизнеса в Казахстане, несомненно, стали гораздо более простыми и привлекательными, а макроэкономические показатели страны за последние два десятилетия были впечатляющими (OECD, 2021[1]). В то же время ограниченным остается прогресс в изменении роли государства в экономике из основного фактора роста объемов производства в фактор, способствующий росту частного сектора, а также прогресс в диверсификации и повышении устойчивости экономики.
В последние годы Казахстан значительно углубил свое сотрудничество с ОЭСР. Страна является активным членом ряда профильных комитетов и рабочих групп, а ОЭСР и правительство Казахстана на регулярной основе работают и сотрудничают в области разработки и реализации реформ, направленных на поддержку стремления к достижению стандартов ОЭСР. В руководящих стратегиях правительства по проведению экономических реформ, таких как программа «Казахстан-2050» и Стратегический план развития до 2025 г., приоритетным является ряд областей, прогресс в которых может непосредственно решить вопросы, отмеченные в настоящем отчете, а также в других работах ОЭСР, посвященных Казахстану.
Данная глава основывается на ряде наблюдений об экономике Казахстана, актуальных для настоящего отчета и текущих дебатов о мерах экономической политики для поддержки развития частного сектора в стране. В разделе 2.2 представлены некоторые общие социально-экономические тенденции, которые создают контекст для более широких обсуждений в отчете. В разделе 2.3 представлен обзор вопросов структурной трансформации и диверсификации, а в разделе 2.4 обсуждается развитие частного сектора и динамика развития бизнеса. Заключительный раздел 2.5 содержит обзор внешнеторговой позиции страны и ее интеграции в глобальные цепочки создания стоимости (ГЦСС).
2.2. Потрясения и устойчивость: ключевые социально-экономические тенденции
Казахстан добился значительного прогресса с начала перехода к рыночной экономике в 1991 г. После выхода из постпереходного спада в 1996 г. реальный ВВП Казахстана рос в среднем на 5,0 % в год, что соответствует среднему региональному показателю, равному 5,4 %, и выше среднего показателя ОЭСР в 2 % за тот же период (Рисунок 2.1) (World Bank, 2023[2]).1 Накопленные ПИИ в последнем перед пандемией 2019 г. равнялись 84,0 % ВВП, что на 28,9 процентных пунктов больше, чем в 2000 году, а чистый приток был равен 2,1 % ВВП, по сравнению с 7,5 % в указанный выше период (UNCTAD, 2023[3]) (World Bank, 2023[2]). Отчасти снижение притока можно объяснить тем, что ПИИ в страны с капиталоемкими добывающими отраслями могут быть нерегулярными, но когда они осуществляются, их объем может быть значительным. При рассмотрении по отношению к ВВП, значительно выросшему с 2000 г., объемы притока и накопления ПИИ не в полной мере отражают значительное расширение иностранных инвестиций в номинальном выражении.
С 2010 по 2021 гг. производительность труда, измеряемая в добавленной стоимости на одного работника, выросла на 35 %, а уровень бедности, измеряемый как процент жителей, живущих менее чем на 6,85 доллара США по ППС в день, с 2000 года снизился на 32 %. С 2015 г. уровень безработицы неизменно остается на уровне 4,9 %, в то время как средний показатель по Центральной Азии составляет 5,2 %, а уровень безработицы среди молодежи (15–24 лет), который в 2021 г. составил 4 %, ниже среднего регионального показателя, равного 10,7 %. В 2021 г. валовой внешний долг достиг 83.6 % ВВП, а валовой государственный долг в том же году составил 25.1 % ВВП (IMF, 2022[4]).
Темпы роста ВВП и производительности снижаются. Хотя рост ВВП остается более высоким, чем в большинстве стран ОЭСР, с 2001 г. наблюдается его замедление, усилившееся после глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. (ГФК) и ценового шока на сырьевых рынках в 2014-2015 гг. Примерно с 2000 г. наблюдалась устойчивая конвергенция со средним показателем по ОЭСР, однако после краха сырьевых рынков 2014-2015 гг. процесс конвергенции начал стагнировать (Рисунок 2.2 a). Аналогичная тенденция характерна и для роста производительности труда, который замедлился в последние годы, особенно после ГФК, и по-прежнему составляет около 60 % от среднего показателя по ОЭСР (Рисунок 2.2 b). Замедление роста производительности было более выраженным в секторах, не связанных с добычей полезных ископаемых, на которые по-прежнему приходится наибольшая доля занятости, но меньшая доля внутренних и иностранных инвестиций. На уровне компаний производительность в МСП примерно в два раза ниже, чем в крупных компаниях страны, причем последние преобладают в добывающих секторах страны, что указывает на то, что совокупные уровни роста производительности скрывают неравномерное распределение этого роста по частному сектору (EBRD, 2017[5]) (EBRD, 2022[6]).
Рост экономики по-прежнему обеспечивается в основном за счет добычи и экспорта природных ресурсов. На протяжении более двух десятилетий экономический рост Казахстана тесно коррелировал с мировыми ценами на нефть (Рисунок 2.2 c); с ростом цен на нефть рос и ВВП, также верно и обратное. Это отражает тот факт, что чистый экспорт – большую часть которого составляют углеводороды – является одним из ключевых факторов, обеспечивающих ежегодный экономический рост (Рисунок 2.2 d). Особенно высокие цены на нефть помогли компенсировать значительные государственные расходы во время глобальной пандемии, при этом рост государственных доходов в 2022 г. на 70 % в значительной степени обусловлен международной ценой на нефть (в 2021–2022 гг. рост нефтяных доходов составил 177 % против 27 % ненефтяных доходов при незначительном увеличении объемов экспорта) (IMF, 2022[4]).
Поэтому добывающий сектор продолжает оставаться основным источником не только роста, но бюджетной устойчивости, позволяя правительству накапливать значительные резервы. Одной из основных задач правительства является решение проблемы волатильности, которую создает чрезмерная зависимость макроэкономической стабильности от ресурсной ренты (например, через волатильность обменного курса), и сопутствующих проблем, связанных с созданием здоровой и предсказуемой среды для ведения бизнеса. В то же время правительство должно учитывать тот факт, что, хотя страна остается конкурентоспособным экспортером углеводородов, в результате глобального перехода к декарбонизации эта конкурентоспособность снизится; по прогнозам МЭА, если стороны Парижского соглашения по климату выполнят свои заявленные цели, к 2050 г. мировой спрос на углеводороды сократится на 50 % (IEA, 2022[10]).
Хотя Казахстан имеет одну из самых энергоемких экономик в мире, страна увеличивает производительность выбросов и потребление энергии относительно объема производства. Интенсивность выбросов CO2 в Казахстане – объем CO2, необходимый для производства продукции на сумму 1 доллар США по ППС – снизилась почти на 50 % в период с 2000 по 2020 г., хотя текущий уровень (0,45 кг CO2/доллар США по ППС) остается на 73 % выше среднемирового (Рисунок 2.3 a) (IEA, 2022[11]). В то же время энергетическая производительность роста (рассчитываемая как ВВП на единицу общего объема энергоснабжения, выраженная как соотношение долл. США/тонна нефтяного эквивалента) повышается. В 2000 г. на 1 тонну нефтяного эквивалента (ТНЭ) в Казахстане приходился объем продукции, равный 4098 долл. США, по сравнению с 6925 долл. США в 2020 г. Это представляет собой значительное увеличение энергетической производительности, но все же намного ниже среднего показателя по ОЭСР, где на 1 ТНЭ приходится в 1,6 раза больше продукции (Рисунок 2.3 b).
Устойчиво высокий уровень выбросов CO2 и энергии, необходимой для роста Казахстана, обусловлен углеродным следом добывающего сектора и преобладанием ископаемых видов топлива в энергоснабжении страны. Тем не менее наблюдается положительная тенденция к снижению большинства показателей интенсивности выбросов и роста, включая интенсивность выбросов CO2 на единицу общего объема энергоснабжения (ключевой фактор декарбонизации внутреннего энергетического сектора), что свидетельствует о том, что Казахстан постепенно модернизирует свою промышленную базу и энергетический сектор (Рисунок 2.6 d). Для того, чтобы приблизиться к стандартам ОЭСР по энергоемкости и интенсивности выбросов CO2, а значит и к долгосрочным целям правительства по сокращению выбросов, Казахстану потребуются значительные инвестиции в инфраструктуру.
Характер экономики Казахстана, связанный с интенсивными выбросами, имеет значительные издержки для здоровья населения. По расчетам ОЭСР, в Казахстане уровень преждевременной смертности от воздействия твердых частиц (PM2.5) является значительным (чуть менее 600 на 1 000 000 жителей), а социальные издержки от преждевременной смертности в результате воздействия загрязнения PM2.5 в 2019 году составили около 6% ВВП (OECD, 2022[13]). Отчасти это отражает тот факт, что около 98,6 % населения Казахстана подвергается воздействию PM2.5 в воздухе. Этот показатель не только значительно превышает средний показатель по ОЭСР, равный 61,6 %, но и остается неизменным с 2000 г., в то время как соответствующий уровень в ОЭСР в течение указанного периода постепенно снижался (OECD, 2023[14]).
2.3. Структурные изменения и диверсификация
В 1990-х годах Казахстан пережил быстрый процесс структурных преобразований. С 1992 г. добавленная стоимость сельского хозяйства снизилась с 23,2 % ВВП до 5 %, что, тем не менее, выше среднего показателя по ОЭСР, составляющего 1,4 %. В то же время добавленная стоимость сектора услуг существенно увеличилась с 25,1 % до 55 % от ВВП, что также значительно ниже среднего показателя по ОЭСР, составляющего 71 %. Добавленная стоимость в обрабатывающей промышленности неуклонно снижалась с 16 % до 13 % от ВВП, что соответствует среднему показателю по ОЭСР (Рисунок 2.4).
Экономическая логика структурных изменений заключается в перераспределении труда и капитала от менее производительных видов деятельности к более высокопроизводительным, однако многие работники в Казахстане заняты на рабочих местах с низким уровнем производительности. Примерно 81,5 % населения заняты в секторах, где производительность труда примерно равна или ниже среднего уровня по стране (Рисунок 2.5), хотя высокая степень экономической неформальности – особенно в таких секторах с низкой производительностью, как торговля и сельское хозяйство – может означать, что в действительности в стране больше работников, занятых в секторах с низкой производительностью, чем следует из официальных данных. Одной из проблем Казахстана является то, что средний показатель по стране составляет 28 % от среднего показателя по трем наиболее производительным секторам – горнодобывающей промышленности, услугам в сфере недвижимости и обрабатывающей промышленности. Как следствие, возникает серьезная проблема инклюзивности роста, поскольку в этих наиболее производительных секторах создаются наиболее производительные рабочие места и наиболее высокие уровни инвестиций, но они вносят незначительный вклад в общую занятость (в совокупности 11,7 %). Более того, устойчивость этих секторов является крайне неопределенной, как с точки зрения их уязвимости к краткосрочным ценовым шокам, так и с точки зрения их подверженности долгосрочным последствиям глобальной декарбонизации. Поэтому за картиной производительности, которая складывается на национальном уровне, скрываются значительные проблемы устойчивости и инклюзивности, будь то на отраслевом, корпоративном, гендерном или региональном уровне.
Около 41 % населения заняты в секторах, где средняя продуктивность составляет менее половины от среднего показателя по стране. Например, на сектор образования приходится 12,7 % занятости, а на государственное управление – 5,5 %, но добавленная стоимость на одного работника в этих секторах составляет 2,9 млн тенге и 3,2 млн тенге соответственно, что значительно ниже среднего по стране показателя в 9 млн тенге. На сельскохозяйственный сектор по-прежнему приходится 13,4 % общей занятости, а добавленная стоимость на одного работника составляет в среднем 3,6 млн. тенге (около 7750 долл. США). Задача лиц, ответственных за разработку политики – обеспечить, чтобы выгоды от высоких макроэкономических показателей распределялись в обществе таким образом, чтобы обеспечить инклюзивность и способствовать социальной сплоченности.
Глубина и устойчивость структурных изменений связана с более сложным вопросом диверсификации. В значительной степени расширение сектора услуг Казахстана – будь то создание рабочих мест в сфере услуг с высокой добавленной стоимостью, таких как финансы, или с низкой добавленной стоимостью, таких как розничная торговля и гостиничный бизнес – осуществлялось за счет ренты от экспорта сырьевых товаров. Это не умаляет успехов в создании высококачественных рабочих мест в секторе услуг в Казахстане, но подчеркивает связь между диверсификацией и устойчивостью секторов, не связанных с внешней торговлей. Еще одна из основных задач правительства – изолировать факторы, определяющие успех частного сектора – инвестиции, рост производительности, инновации и т. д. – от волатильности условий торговли.
Как отмечалось в разделе 2.2, значительный компонент экономического успеха Казахстана связан с углеводородным сектором. В 2020 г. экспорт топлива составил половину стоимости всего экспорта Казахстана, а чистый экспорт стал одним из ключевых факторов роста ВВП (Observatory of Economic Complexity, 2023[16]). Если расширить определение добывающего сектора, включив в него топливо, переработку материалов и сырье, это будет означать, что на добывающий сектор приходится 76 % всего экспорта и 29 % ВВП (OECD, 2020[17]). Проблема для Казахстана заключается в том, что при всей экономической важности добывающего сектора степень положительных и прочных связей с более широкой экономикой в плане повышения производительности и конкурентоспособности ограничена и может даже препятствовать способности компаний в ненефтяных секторах расти и внедрять инновации из-за так называемой «голландской болезни» (Frankel and Romer, 1999[18]) (Corden and Neary, 1982[19]).
Казахстан начал диверсифицировать свою экономику, но влияние на структуру производства пока является ограниченным. Одним из наиболее ярких свидетельств ограниченных результатов диверсификации в Казахстане является концентрация его экспортной корзины. В период с 2000 по 2019 гг. Казахстан значительно расширил ассортимент экспортируемой продукции, став, безусловно, наиболее диверсифицированным экспортером в Центральной Азии по количеству различных экспортных товаров и значительно приблизившись к среднему уровню ОЭСР (Рисунок 2.6). Однако значительное увеличение количества экспортируемых товаров лишь минимально повлияло на концентрацию экспорта страны с точки зрения объемов.
Другими словами, несмотря на экспорт более широкого ассортимента продукции, общая концентрация экспортной корзины страны, связанная с углеводородной продукцией, с точки зрения объема и стоимости фактически увеличилась. Значение HHI экспортной корзины Казахстана в 2019 г. (0,3) можно считать высококонцентрированным, аналогично среднему значению по странам ОПЕК (0,496), и значительно выше среднего значения по ОЭСР (0,042), а также выше среднего значения по Центральной Азии (0,23), хотя этот показатель является относительно концентрированным. То, что объем ненефтяного экспорта остается низким, свидетельствует о барьерах конкурентоспособности и транспортных связей, с которыми сталкиваются МСП в ненефтяных секторах в международной торговле, что обсуждается в разделе 2.3 ниже; более подробная разбивка торговли Казахстана приведена в разделе 2.5.
2.4. Развитие частного сектора и динамика развития бизнеса
МСП являются одним из основных факторов повышения занятости и роста, и динамику их развития можно рассматривать как более широкий показатель здоровья делового климата. В 2022 г. на долю малых предприятий приходилось 97,7 % всех предприятий Казахстана, на долю средних предприятий – 1,6 %, а на долю крупных предприятий – 0,6 %. Помимо того, что МСП являются крупнейшей частью бизнес-сообщества, их вес в экономике Казахстана за последние два десятилетия увеличился: доля МСП в валовой добавленной стоимости (ВДС) Казахстана выросла с 6 % ВВП в 2005 г. до 34 % в 2021 г., а доля в занятости за тот же период увеличилась с 16 % до 40 % (Рисунок 2.7).
Вклад МСП в торговлю растет, но интернационализацию компаний сдерживают проблемы производительности и транспортных связей. Хотя общее число МСП выросло, этот рост в основном происходил в секторах с относительно низким уровнем интернационализации и производительности (зачастую не связанных с внешней торговлей). Хотя недостаточная производительность в этих секторах может быть связана с проблемами внутреннего делового климата, общая проблема конкурентоспособности может быть усугублена «голландской болезнью» зависимости от ресурсов, которая посредством повышения курса валюты увеличивает относительную стоимость ненефтяного экспорта, тем самым снижая его конкурентоспособность на международных рынках. И, наконец, Казахстан сталкивается со значительной ограниченностью транспортных связей. Страна является большой, географически удаленной и в значительной степени периферийной для глобальных торговых потоков, и решение этих проблем требует значительных инвестиций в устойчивую и высококачественную инфраструктуру связи, а также значительного улучшения нематериальной инфраструктуры страны в области таможенного и другого торгового регулирования (ITF, 2019[21]).
Последовательные реформы, направленные на поддержку развития частного сектора, облегчили ведение бизнеса в Казахстане. Условия для открытия и ведения бизнеса – с точки зрения простоты регистрации, управления лицензированием и выдачей разрешений и т. д. – в последние годы значительно упростились. Возможно, неудивительно, что, учитывая возросшую простоту ведения бизнеса и относительно высокие макроэкономические показатели, наблюдается значительное увеличение числа новых предприятий, работающих в Казахстане (Рисунок 2.8). В период с 2010 г. по 2022 г. в секторах с более высокой производительностью, таких как горнодобывающая и обрабатывающая промышленность, наблюдается значительное увеличение числа действующих предприятий (102 % и 107 % соответственно), хотя вклад этих предприятий в общую численность предприятий (1 % и 4,9 %) и занятость (3,2 % и 6,6 %) в 2022 г. будет все еще относительно низким. В то же время одни из наиболее высоких темпов роста числа предприятий наблюдались в секторах с более низкой производительностью, таких как сельское хозяйство (рост на 272 %) и строительство (205 %).
МСП присутствуют в большинстве секторов экономики. Наибольшее количество МСП наблюдается в торговле, строительстве и других услугах, не отнесенных к определенной категории. Наименьшее количество МСП приходится на такие отрасли как образование, здравоохранение и электроснабжение, хотя это в значительной степени отражает роль крупных государственных предприятий в этих сферах экономики. Неудивительно, что в добывающих отраслях и смежных с ними секторах (таких как обрабатывающая промышленность) доля МСП меньше, но, тем не менее, существует большое количество малых предприятий в промышленных экосистемах и цепочках поставок в указанных областях с более высокой производительностью. Также наблюдается заметный рост числа иностранных компаний, работающих в Казахстане. Количество компаний с иностранной собственностью увеличилось в ряде секторов с более высокой производительностью, таких как ИКТ (51 %), горнодобывающая промышленность (18 %) и профессиональные и технические услуги (17 %).
Трудности с доступом к финансированию и привлечением инвестиций могут сдерживать рост производительности, инноваций и, в конечном счете, конкурентоспособности МСП. Несмотря на согласованные усилия по увеличению инвестиций, уровень как внутреннего, так и внешнего накопления основного капитала остается низким. Последствия недостатка инвестиций в Казахстане значительны, особенно в контексте цифрового перехода и декарбонизации, которые требуют значительных уровней капиталоемкой модернизации. В Казахстане значительное присутствие государственных предприятий в национальном банковском секторе, обременительные требования к обеспечению и высокие рыночные ставки кредитования делают доступ к финансированию одной из основных проблем для местного частного сектора. В 2020 г., последнем году, по которому имеются данные, внутренний кредит частному сектору составил 25,6 % ВВП, что значительно ниже среднего показателя ОЭСР, составляющего 160,7 % (World Bank, 2023[2]). Незначительность внутреннего кредитования усугубляется неразвитостью внутреннего рынка капитала: рыночная капитализация Казахстанской фондовой биржи (KASE), составляющая 45,3 млрд. долл. США, велика для Центральной Азии, но уступает более развитым биржам в других странах (KASE, 2023[22]). Одним из результатов проблем с доступом к финансированию является то, что компании в значительной степени полагаются на внутренние средства для удовлетворения потребностей в финансировании, что может ограничить объем инвестиций – и стимулы для инвестирования – на уровне предприятия (Рисунок 2.9).
Одним из последствий затрудненного доступа к финансированию является ограниченный уровень инвестиций в ИКТ и нематериальный капитал на уровне предприятия, что может сдерживать рост производительности и конкурентоспособности. Инновации, являющиеся основным фактором конкурентоспособности, требуют как доступа к технологиям и инфраструктуре, необходимой для их использования, так и нематериального капитала (навыки, управленческие способности и т. д.), необходимого для выявления возможностей для инноваций и использования этих возможностей. Уровень инвестиций в ИКТ, выраженный как доля от общего объема инвестиций, крайне низок и значительно ниже среднего показателя по ОЭСР (1,98 % ВНОК против 11,4 % в среднем по ОЭСР) (National Statistical Office of Kazakhstan, 2023[23]). Отчасти это может быть связано со структурой промышленности Казахстана, где ключевые отрасли, такие как горнодобывающая промышленность, являются чрезвычайно капиталоемкими. Это также подчеркивает более общую сложность, связанную с возможностью направления банковским сектором капитальных ресурсов на инвестиции, повышающие производительность и приносящие пользу экономике в целом, что затрудняется обременительной стоимостью заимствований для МСП. Еще один канал, по которому трудности с доступом к финансированию влияют на конкурентоспособность компаний – это потенциал в области инноваций. Например, в 2018 г., последнем году, по которому имеются данные, валовые внутренние расходы на НИОКР в Казахстане составили 0,12 % ВВП; эквивалентные показатели для ЕС и ОЭСР составили 2,1 % и 2,4 % соответственно (OECD, 2023[24]). Расходы Казахстана на НИОКР в отношении к ВВП составляют половину расходов за 2002 г., что, несомненно, скажется на инновациях, производительности и конкурентоспособности местного частного сектора.
Несмотря на относительно открытую нормативно-правовую среду для инвестиций, уровень ПИИ остается низким. Как источник финансирования, ПИИ в Казахстане остаются относительно небольшими (Рисунок 2.9 a), и в 2020 г. приток ПИИ был равен 2 % ВВП, при этом их уровень постоянно снижался по отношению к ВВП со времен глобального финансового кризиса 2008-2009 гг. (Рисунок 2.9 b). В 2020 г. наибольшая доля ПИИ приходилась на горнодобывающую промышленность и разработку карьеров, а двумя другими крупнейшими получателями ПИИ стали обрабатывающая промышленность и оптовая торговля (Рисунок 2.9 c). Крупнейшими инвесторами в 2022 г. являлись Нидерланды (29,75 %), США (18,23 %), Швейцария (9,86 %) и Бельгия (5,57 %); на долю Китая пришлось 5,11 % от общего объема ПИИ. ПИИ, как правило, концентрируются в нескольких регионах, в частности, в Атырауской области (29,4 % в 2022 г.), Алматы (27 %), Астане (8 %) и Восточно-Казахстанской области (7,9 %), причем региональная концентрация ПИИ за последние годы осталась относительно неизменной (National Statistical Office of Kazakhstan, 2023[23]).
Следует отметить, что правительство проводит широкомасштабную программу по реализации мер экономической политики, направленных на поддержку приватизации, улучшение корпоративного управления ГП и рационализацию роли государства в экономике в целом. Из этого следует, что Казахстан хорошо понимает важность решения этих вопросов для перехода страны к более устойчивой и инклюзивной модели роста. Например, в Комплексном плане приватизации на 2021-2025 гг. правительством были перечислены 675 государственных и квазигосударственных организаций, которые будут приватизированы, ликвидированы или акционированы до приватизации. Правительство также продолжает сотрудничать с ОЭСР по указанным вопросам, в частности, в рамках проектов по корпоративному управлению ГП (OECD, 2021[26]).
Еще одним препятствием для развития частного сектора может являться значительное прямое влияние государства на экономику. По показателям регулирования товарного рынка ОЭСР Казахстан занял пятое место среди стран, включенных в индекс, по степени ограничений в экономике, третье место среди экономик с наиболее высоким уровнем искажений из-за государственного участия и самое высокое место по степени ограничений, связанных с государственной собственностью (OECD, 2018[27]). Хотя страна имеет хорошие показатели в таких областях, как административные барьеры для стартапов, условия осуществления деятельности представляются крайне неравными из-за широкого присутствия государства в экономике, от банковского сектора до ключевых сетевых секторов и основных отраслей тяжелой промышленности, а также в управлении государственными предприятиями.
Взаимосвязь между ролью государства в экономике и структурными преобразованиями в направлении рыночной экономики является сложной и многогранной (Hausmann and Rodrik, 2003[28]) (Amsden, 2001[29]) (Ha-Joon (Ed.) and Rowthorn (Ed.), 1995[30]). В условиях, когда правительство активно стремится содействовать созданию высококачественных рабочих мест для быстро растущей рабочей силы, широкое присутствие ГП создает огромное количество проблем, которые будут продолжать сдерживать развитие частного сектора: мягкие бюджетные ограничения для ГП могут повлечь за собой неэффективность, проблемы с управлением действующими предприятиями, субсидии для поддержки услуг, оказываемых по тарифам ниже уровня возмещения затрат, и влияние на инвестиции (IMF, 2021[31]). В совокупности, масштабы присутствия ГП в экономике, ненадлежащее управление и надзор за многими из указанных предприятий, а также расположение указанных ГП в ключевых сетевых секторах – все это делает игровое поле для бизнеса неравным, ограничивая эффективность поощряемых реформ, направленных на улучшение делового и инвестиционного климата в стране.
2.5. Торговля и экономическая интернационализация
Казахстан стал членом Всемирной торговой организации в 2015 г., и внешняя торговля является основным фактором роста и внутреннего производства. В 2021 г. объем торговли составил 58 % ВВП Казахстана, а экспорт товаров и услуг – 33,6 % ВВП, в то время как средний показатель по ОЭСР составляет 28,2 % (World Bank, 2023[2]). Основными торговыми партнерами страны являются ЕС, Россия и Китай, а в ее экспортной корзине преобладают полезные ископаемые и металлы, которые в совокупности составили более 80 % всего экспорта в 2021 г. (Рисунок 2.10 . Доходы от экспорта углеводородов и других полезных ископаемых способствовали укреплению крупных бюджетных и внешних резервов Казахстана. В 2022 г. страна имела профицит по счету текущих операций в размере 2,8 % ВВП после дефицита в 4 % в 2021 г (IMF, 2023[32]).
Торговый профиль Казахстана имеет три основные и взаимосвязанные характеристики. Во-первых, страна имеет чрезвычайно концентрированную экспортную корзину, которая с течением времени становится еще более концентрированной, несмотря на внутренние усилия по диверсификации экспорта. Во-вторых, страна имеет относительно разнообразный круг экспортных партнеров, но пути экспорта на эти рынки ограничены. Наконец, в связи с характером экспортной корзины страны и ее внутренней промышленности она имеет низкий уровень интеграции в глобальные цепочки создания стоимости, ограничиваясь зачастую ролью поставщика низкотехнологичной и, как правило, непереработанной продукции, в основном топлива и полезных ископаемых (OECD, 2021[33]). Все эти три характеристики свидетельствуют о необходимости проведения реформ для повышения конкурентоспособности отраслей, не связанных с добычей полезных ископаемых, и увеличения добавленной стоимости добывающих отраслей путем перехода к более сложным видам деятельности, которые создают более высокую производительность труда в этих отраслях, а также для развития торговых связей страны, чтобы позволить отраслям, не связанным с добычей полезных ископаемых, быть более конкурентоспособными на мировых рынках.
Полезные ископаемые и металлопродукция составили более 80 % всего экспорта в 2022 г., и за последние два десятилетия концентрация экспортной корзины Казахстана увеличилась (Рисунок 2.10). Казахстан приложил значительные усилия для диверсификации ассортимента экспортируемой продукции, однако это оказало незначительное влияние на общую концентрацию экспорта в стоимостном выражении. Капитальные товары с более высокой добавленной стоимостью, такие как машины и оборудование, составляют очень небольшую долю экспорта страны (около 1 %), но являются самой большой категорией импорта (27,4 %). Другими словами, индустриализация и модернизация Казахстана в значительной степени финансируется за счет доходов от ресурсов.
В 2019 г. ЕС являлся крупнейшим рынком для казахстанского экспорта, за которым следовали Китай и Россия. В 2019 г. на долю ЕС приходилось 42 % казахстанского экспорта, а на долю Китая – 13,6 %. Хотя с 2000 г. рынок ЕС для Казахстана значительно вырос, в последние годы Казахстан все больше ориентируется на Китай и другие азиатские рынки. Например, экспорт Казахстана в Китай в 2015–2020 гг. вырос на 71,3 %, или на 3,9 млрд долл. США в номинальном выражении; экспорт в Индию за тот же период вырос на 682 %, причем почти полностью за счет экспорта нефти. Экспорт в ЕС за тот же период фактически упал, особенно в три страны ЕС, которые являлись крупнейшими партнерами Казахстана – Италию (17,4 %), Нидерланды (-36,7 %) и Францию (-34 %) (Observatory of Economic Complexity, 2023[16]).
Учитывая ограниченность транспортных связей Казахстана, неудивительно, что его крупнейшие торговые партнеры по товарам с более низким соотношением стоимости и веса находятся в географической близости, в частности, в Центральной Азии. В последние годы Казахстан активно изучает пути диверсификации своих торговых маршрутов, одним из примеров чего является развитие Транскаспийского международного транспортного маршрута. Важность диверсификации международных торговых маршрутов возрастает в связи со значительным объемом торговли Казахстана, проходящей через Россию, и риском введения вторичных санкций (Kenderdine and Bucsky, 2021[35]).
Включение Казахстана в показатели ОЭСР по торговле добавленной стоимостью (TiVA) позволяет более детально рассмотреть взаимодействие между внешним спросом и внутренним производством в Казахстане, а также более глубоко изучить интеграцию страны в глобальные цепочки создания стоимости (ГЧСС), чем это возможно для других экономик Евразии. В 2018 г., последнем году, за который имеются данные TiVA, 36,3 % внутренней добавленной стоимости Казахстана было обусловлено иностранным конечным спросом, хотя на отраслевом уровне наблюдались значительные различия (OECD, 2021[33]). Например, внутренняя добавленная стоимость в горнодобывающей промышленности и разработке карьеров почти полностью определяется иностранным спросом (94,5 %), что является логичным, учитывая объем производства в этой отрасли относительно внутренних потребностей, однако в то же время свидетельствует о рискованной связи между производством в наиболее производительных секторах страны и внешним спросом (Там же).
Учитывая низкий уровень более сложного экспорта, роль импорта для экспорта, помимо капитальных товаров, необходимых для добывающего сектора, является ограниченной. Существует ряд секторов, в которых содержание иностранной добавленной стоимости (ИДС) в экспорте – т.е. степень, в которой для производства товара, экспортируемого Казахстаном, были использованы полученные извне ресурсы – ограничено, и их общий вклад в валовой экспорт – например, ИКТ и электроника, резина и пластмассы или текстиль – является низким (Рисунок 2.11). Это имеет ряд последствий для торговли Казахстана: в частности, это означает, что добавленная стоимость экспорта, как правило, создается внутри Казахстана, а не за счет переработанных промежуточных товаров, полученных извне. Более общий вывод, однако, заключается в том, что указанные данные подчеркивают весьма ограниченную степень интеграции Казахстана в ГЧСС – страна имеет небольшое количество отраслей, которые включены в ГЧСС, особенно на более сложных этапах этих ГЧСС, а ее вклад в добавленную стоимость на экспортных рынках осуществляется в основном за счет топлива и других основных товаров.
Список литературы
[29] Amsden, A. (2001), the rise of “the rest”: Challenges to the west from late-industrializing economies, Oxford University Press, https://doi.org/10.1093/0195139690.001.0001.
[19] Corden, M. and P. Neary (1982), Booming Sector and De-Industrialisation in a Small Open Economy, The Economic Journal, No. No. 368, pp. 825-848, https://doi.org/10.2307/2232670.
[6] EBRD (2022), Kazakhstan Country Strategy 2022-2027, EBRD.
[5] EBRD (2017), Kazakhstan diagnostic paper: Assessing progress and challenges in developing a sustainable market economy, EBRD, https://www.ebrd.com/publications/country-diagnostics.
[18] Frankel, J. and D. Romer (1999), Does Trade Cause Growth?, American Economic Review, No. 89(3):379-399, https://doi.org/10.1257/aer.89.3.379.
[30] Ha-Joon (Ed.), C. and R. Rowthorn (Ed.) (1995), The Role of the State in Economic Change, Oxford University Press, https://academic.oup.com/book/5167.
[28] Hausmann, R. and D. Rodrik (2003), Economic Development as Self-Discovery, Journal of Development Economics, No. 72(2), 602-633, https://growthlab.cid.harvard.edu/files/growthlab/files/2002_econ_development_self_discovery_hausmann_rodrik.pdf.
[11] IEA (2022), Uzbekistan 2022: Energy Policy Review, International Energy Agency, Paris, https://iea.blob.core.windows.net/assets/0d00581c-dc3c-466f-b0c8-97d25112a6e0/Uzbekistan2022.pdf.
[10] IEA (2022), World Energy Outlook, IEA, Paris, https://iea.blob.core.windows.net/assets/830fe099-5530-48f2-a7c1-11f35d510983/WorldEnergyOutlook2022.pdf.
[9] ILO (2023), ILOSTAT, ILO, Geneva, https://ilostat.ilo.org/.
[32] IMF (2023), World Economic Outlook Database, IMF, DC, https://www.imf.org/en/Publications/WEO/weo-database/2023/April.
[4] IMF (2022), Republic of Kazakhstan: 2022 Article IV Consultation, IMF, DC.
[31] IMF (2021), State-Owned Enteprises in Middle East, North Africa, and Central Asia: Size, Costs, and Challenges, IMF, DC, https://doi.org/10.5089/9781513594088.087.
[21] ITF (2019), Enhancing Connectivity and Freight in Central Asia, OECD Publishing, Paris, https://www.itf-oecd.org/sites/default/files/docs/connectivity-freight-central-asia_2.pdf.
[22] KASE (2023), Kazakhstan Stock Exchange: Overview of KASE equity market in February 2023, KASE, Astana, https://kase.kz/en/.
[35] Kenderdine, T. and P. Bucsky (2021), Middle Corridor - Poliy Development and Trade Potential of the Trans-Caspian Transport Route, ADBI Workign Paper Series, No. 1268, ADBI, https://www.adb.org/sites/default/files/publication/705226/adbi-wp1268.pdf.
[7] MacroTrends (2023), Crude Oil Prices - 70 Year Historical Chart, MacroTrends, https://www.macrotrends.net/1369/crude-oil-price-history-chart.
[23] National Statistical Office of Kazakhstan (2023), Об инвестициях в основной капитал в Республике Казахстан (январь-февраль 2023г.), National Statistical Office of Kazakhstan, Astana, https://new.stat.gov.kz/ru/industries/business-statistics/stat-invest/publications/5194/.
[20] National Statistics Office of Kazakhstan (2023), Enterprise Statistics, National Statistics Office of Kazakhstan, Astana, https://new.stat.gov.kz/ru/industries/business-statistics/stat-org/.
[8] National Statistics Office of Kazakhstan (2023), Main Indicators, National Statistics Office of Kazakhstan, https://stat.gov.kz/official/industry/11/statistic/7.
[16] Observatory of Economic Complexity (2023), Kazakhstan, OEC, MIT, https://oec.world/en/profile/country/kaz#:~:text=Economic%20Complexity,-%23permalink%20to%20section&text=Kazakhstan%20has%20a%20high%20level,expected%20exports%20in%20each%20product.
[14] OECD (2023), Air pollution exposure (indicator), https://doi.org/10.1787/8d9dcc33-en (accessed on 3 May 2023).
[24] OECD (2023), GERD as a percentage of GDP, https://www.oecd.org/sti/scoreboard.htm.
[12] OECD (2023), Green Growth Indicators, OECD Publishing, Paris, https://stats.oecd.org/Index.aspx?DataSetCode=GREEN_GROWTH.
[13] OECD (2022), Green Economy Transition in Eastern Europe, the Caucasus and Central Asia: Progress and Ways Forward, OECD Green Growth Studies, OECD Publishing, Paris, https://www.oecd-ilibrary.org/docserver/c410b82a-en.pdf?expires=1677162424&id=id&accname=ocid84004878&checksum=F2BCEEF95E86BA77A3ACBB7C97571F14.
[1] OECD (2021), Improving the Legal Environment for Business and Investment in Central Asia, OECD Publishing, Paris, https://www.oecd.org/eurasia/Improving-LEB-CA-ENG%2020%20April.pdf.
[26] OECD (2021), Ownership and Governance of State-Owned Enterprises: A Compendium of National Practices 2021, OECD Publishing, Paris, https://www.oecd.org/corporate/Ownership-and-Governance-of-State-Owned-Enterprises-A-Compendium-of-National-Practices-2021.pdf.
[33] OECD (2021), Trade in Value Added (TiVA) 2021 ed: Principal Indicators, OECD Publishing, Paris, https://stats.oecd.org/Index.aspx?DataSetCode=TIVA_2021_C1.
[17] OECD (2020), OECD Tax Policy Reviews: Kazakhstan 2020, OECD Publishing, Paris, https://www.oecd-ilibrary.org/docserver/872d016c-en.pdf?expires=1679396564&id=id&accname=ocid84004878&checksum=5537B095685026BCB89BE0C725439AC0.
[27] OECD (2018), The Regulation of Goods and Services Markets in Kazakhstan: An International Comparison in 2018, OECD Publishing, Paris, https://www.oecd.org/economy/reform/indicators-of-product-market-regulation/.
[15] UN (2023), Value added by industries at current prices (ISIC REV. 4), United Nations, New York, http://data.un.org/Data.aspx?d=SNA&f=group_code%3A204.
[34] UN Comtrade (2023), UN Comtrade Database, UN Comtrade, Geneva, https://comtrade.un.org/.
[25] UNCTAD (2023), Foreign direct investment: Inward and outward flows and stock, annual, UNCTAD, Geneva, https://unctadstat.unctad.org/wds/TableViewer/tableView.aspx?ReportId=96740.
[3] UNCTAD (2023), UNCTATStat, UNCTAD, Geneva, https://unctadstat.unctad.org/EN/.
[2] World Bank (2023), World Bank Development Indicators, World Bank, DC, https://databank.worldbank.org/source/world-development-indicators.
примечание
← 1. При расчете среднего показателя по региону используются показатели Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана, но не используются показатели Туркменистана.