Принимая во внимание тесные экономические связи Центральной Азии с Россией и прогнозы быстрого и серьезного сокращения экономики последней, многие наблюдатели ожидали, что нарастающий эффект международных санкций подорвет тенденцию к восстановлению экономики стран Центральной Азии после пандемии, наметившуюся в 2021 году (см. Рисунок 7) (OECD, 2021[4]).
Преодоление экономических бурь в странах Центральной Азии: первые последствия войны в Украине
На первый взгляд, экономика стран Центральной Азии выстояла против потрясений, вызванных санкциями
В первом полугодии ВВП во всех странах продолжил расти
Рисунок 7. Рост реального ВВП в странах Центральной Азии (в %)
Источник: (IMF, 2022[22]).
По сравнению с прогнозами осени 2021 года ожидалось, что в 2022 году рост сократится более чем вдвое, исключая Монголию и Туркменистан (см. Таблица 1). Наибольший спад прогнозировался в странах с максимальной уязвимостью, не экспортирующих сырьевые товары, и прежде всего в Кыргызстане и Таджикистане, где, как предполагалось, последствия войны в Украине усугубят существующий риск долгового кризиса (OECD, 2021[4]; IMF, 2022[22]).
Таблица 2. Вероятность замедления тенденции 2021 года к восстановлению экономики после пандемии в странах Центральной Азии
Расхождения с изначальными прогнозами подчеркивают силу экономического шока, ожидавшегося в регионе
Источник: (IMF, 2021[41]; IMF, 2022[22]; IMF, 2022[24]).
Опасения, что экономические последствия войны в Украине способны подорвать восстановление экономики после пандемии, пока не сбылись. Напротив, прогнозируемые цифры роста для стран региона с тех пор были пересмотрены в сторону увеличения (см. Таблица ). Наиболее выраженные изменения произошли в оценках для Таджикистана (+ 3 п.п.), Кыргызстана (+2,9 п.п.) и Узбекистана (+1,8 п.п.); для Монголии и Казахстана изменения были умереннее (+0,5 п.п. и +0,2 п.п. соответственно). Только прогноз по Туркменистану как на 2022, так и на 2023 годы, изменился в сторону снижения. Росту в первом полугодии способствовало заметное увеличение потребления, вызванное повышением заработной платы в государственном секторе, массивным притоком денежных переводов в Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан, резким увеличением товарооборота, наводящим на мысль о теневой торговле с Россией, и заметным ростом доходов сырьевых экспортеров Казахстана и Туркменистана (ЕБРР).
Однако пересмотр цифр роста, прогнозируемых на 2023 год, в сторону уменьшения, даже при том что по сравнению со многими странами мира они по-прежнему выглядят внушительно, напоминает, как нестабилен процесс восстановления экономики в регионе. Если российской экономике предстоит дальнейшее сокращение, не исключено, что Центральную Азию ждут негативные и куда более масштабные последствия. Беспрецедентные уровни политической и экономической неопределенности делают прогнозы и модели роста ненадежными как никогда, и это указывает на необходимость решения долгосрочных структурных проблем и диверсификации внешнеторговых и инвестиционных связей, чтобы заложить траекторию уверенного и устойчивого роста в странах Центральной Азии.
Таблица 2. Обзор ожидавшихся и фактических видов воздействия на страны Центральной Азии
Источник: анализ, проведенный ОЭСР, 2022 год.
Негативное влияние на основные факторы роста пока отсутствует
Денежные переводы продолжили поддерживать уровень потребления в регионе
Переводы от трудовых мигрантов являются существенным источником дохода для домохозяйств, а косвенно и правительств, стран Центральной Азии и главным образом расходуются малоимущими семьями на непосредственное потребление. В начале войны России с Украиной прогнозы на 2022 год говорили о резком сокращении притока переводов как по стоимости, так и по объему. Так, в Кыргызстане прогнозировалось сокращение переводов на 33%, в Таджикистане – на 22%. Аналогичные ожидания были распространены и среди самих мигрантов. По данным опросов, порядка 40% трудовых мигрантов из Узбекистана и Кыргызстана, работавших в России, весной 2022 года планировали возвратиться на родину. В числе основных причин такого решения были названы финансовые трудности, в том числе потеря работы и боязнь, что рубль надолго обесценится по отношению к доллару (State Migration Agency of Uzbekistan, 2022[42]; Insan-Leilek Foundation, 2022[43]). Это напоминает события середины 2010-х годов, когда переводы в регион сократились на 40%; в тот момент Россия оказалась под ударом санкций, последовавших за противоправной аннексией Крыма, в сочетании с завершением сырьевого «суперцикла» (KNOMAD, 2022[10]; World Bank, 2022[44]).
Вопреки ожиданиям, в первом полугодии 2022 года поступление переводов в Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан увеличилось, что значительно повлияло на показатели потребления и роста (EBRD, 2022[45]). Особенно заметным это стало в Узбекистане, где поступление переводов, по оценкам в годовом исчислении, выросло на 96%. В Кыргызстане цифры были скромнее (+11%), но имели относительно большее значение для экономики, учитывая более заметную роль денежных переводов в структуре ВВП. Однако причины этого увеличения пока не понятны. Даже если в России вырос спрос на труд мигрантов, занятых главным образом в строительстве, это едва ли объясняет размер дополнительных переводов. Кроме того, пресса и наблюдатели в странах Центральной Азии сообщают о снижении занятости и доходов трудовых мигрантов в России. Так, в первом квартале 2022 года из России вернулись на родину 60 000 таджикских и 133 000 узбекских мигрантов (IOM, 2022[46]). Экстренный перевод сбережений на родину, сделанный некоторыми мигрантами в тревоге о будущем, а также невозможность статистически разделить переводы от трудовых мигрантов и другие денежные переводы из России, осуществлявшиеся с целью обхода ограничений на покупку иностранной валюты, тоже могут отчасти объяснять эти цифры. Первое объяснение кажется наиболее актуальным для Кыргызстана, второе – для Узбекистана. В Таджикистане, напротив, к маю 2022 года поступления переводов сократились на 10%, по некоторым данным, что соответствует сведениям о потере работы в России среди таджикских мигрантов. Тем не менее, быстрое восстановление позиций российского рубля и таджикского сомони по отношению к доллару смягчило последствия (ADB, 2022[47]), а таджикские мигранты все чаще предпочитают Казахстан, как более безопасное место для заработков (Radio Ozodi, 2022[48]).
Рост цен на энергоносители пошел на пользу сырьевому экспорту в регионе
В экономике стран Центральной Азии сохраняется высокая степень концентрации, поскольку растянутые во времени, а затем и затормозившиеся реформационные процессы не помогли расширить структуру экспорта и диверсифицировать производство, отчего большинство стран продолжает экспортировать главным образом добываемое сырье (см. Рисунок 8). Экспорт сырьевых товаров, в том числе энергоресурсов и металлов, составляет в среднем более 60% в общем объеме экспорта из стран региона, в Монголии и Казахстане достигая 80% (UNCTAD STAT, 2022[1]). В целом, экспорт занимает более трети в структуре ВВП стран региона, и в каждой стране свыше двух третей общего объема экспорта приходится на три ведущих продукта в национальной экспортной корзине (OECD, 2021[4]). Кроме того, страны региона, исключая Казахстан, имеют очень узкий круг экспортных рынков, среди которых виднейшее место занимает Россия. Столь низкая степень диверсификации делает регион весьма подверженным влиянию внешних потрясений, таких как коронавирусная пандемия или значительные колебания цен на сырьевые товары.
Рисунок 8. Структура экспорта, в среднем за период с 2016 по 2020 годы
Источник: ОЭСР на основе данных (UNCTAD STAT, 2022[1]).
Резкое повышение мировых цен на сырье, особенно на энергоресурсы и металлы, наблюдавшееся в последние месяцы, до сих пор оказывало на страны Центральной Азии в целом положительное воздействие. Особенно это коснулось крупных экспортеров сырья, таких как Казахстан. В первом полугодии стоимость нефтяного экспорта выросла в годовом исчислении на 85%, а объемы – на 10%, поскольку Китай, Южная Корея и Сингапур увеличили объемы закупок. В силу этого в Казахстане ожидаются высокие показатели экономической и бюджетной эффективности; профицит текущего счета платежного баланса составил почти 3% от ВВП в 2022 году, а годовой прирост государственных доходов – 3,4 п.п. до 20,5% ВВП, из них 6,6 п.п. приходится исключительно на нефтяные доходы (IMF, 2022[49]). Однако длительное приостановление работы нефтепровода «Каспийского трубопроводного консорциума» способно уменьшить нефтяной экспорт из страны, а ухудшение общемировой ситуации может вести к снижению цен на нефть и увеличению расходов по займам.
Сходная тенденция наблюдается и в Узбекистане, где стоимость экспорта с февраля 2022 года почти утроилась. Это особенно заметно в отношении стоимости энергоресурсов и химической продукции, которая увеличилась в 13 и 7,5 раз соответственно, тогда как стоимость экспорта металлов выросла в пять раз. В совокупности эти три группы товаров составляют почти треть всего национального экспорта, что может привести к значительному увеличению внешнеторговых доходов. И наконец, в отношении золота, ставшего основным экспортным товаром страны, наблюдалось более скромное, хоть и важное, увеличение стоимости (+26%), что главным образом обусловлено увеличением объемов экспорта, поскольку цены на золото с начала 2022 года снижались (State Committee on Statistics, 2022[50]).
В других странах региона ситуация не столь однозначна. К примеру, в Монголии в течение 2021 года и до февраля 2022 года происходило сокращение объемов угольного экспорта, вызванное ограничением торговли с Китаем, хотя рост цен компенсировал это сокращение. С февраля объемы угольного экспорта, по-видимому, сравнялись по темпам роста с ценами, поскольку оба показателя увеличились в 14 раз. Та же динамика наблюдается в отношении экспорта меди (National Statistics Office of Mongolia, 2022[51]). Наконец, влияние сырьевых цен на Кыргызстан оказалось минимальным, поскольку структура его экспорта обладает более высокой степенью диверсификации и менее зависима от энергоресурсов, а экспорт золота в Таджикистане в первом полугодии даже сократился (Tajstat, 2022[52]; National Bank of Kyrgyzstan, n.d.[53]).
Рост инфляции отрицательно влияет на бизнес и население
На данный момент высокие уровни инфляции являются наиболее прямым и значимым следствием войны в Украине для стран Центральной Азии (см. Рисунок 9). В августе 2022 года инфляция потребительских цен достигла 16,1%; в июле – 15,7% в Монголии (после июньского пика в 16,1%), 14% в Кыргызстане и 12,3% в Узбекистане (EBRD, 2022[45]). Мировое повышение цен на зерно и затрат на удобрения привело к росту цен как на импортное продовольствие, так и на продукты отечественного производства, а разрушение цепочек снабжения еще увеличило производственные расходы. По данным недавнего исследования Всемирного банка «Пульс бизнеса», у 87% предприятий в Кыргызстане, 56% в Узбекистане и 53% в Таджикистане с февраля 2022 года выросла себестоимость продукции, поскольку значительная часть ресурсов поступает из России (World Bank, 2022[54]). Другой важный расход и для населения, и для бизнеса – это электроэнергия, так как энергоимпорт из России в 2019 году обеспечивал 60% общего энергопотребления в Кыргызстане, чуть менее 30% в Таджикистане и 15% в Монголии (см. Рисунок 4).
Рисунок 9. Средние потребительские цены в странах Центральной Азии по расчетам за октябрь 2022 года (в %)
Примечание: *предварительные оценки.
Источник: (IMF, 2022[24]).
Согласно данным национальных статистических органов, инфляция продовольственных цен в регионе резко выросла, достигнув 22,2% в Казахстане (август) и 9,7% в Таджикистане (июль), где на еду приходится более 50% расходов домохозяйств, 21,5% в Монголии (июль) и 16,5% в Узбекистане (июнь). В последних двух случаях продовольственные товары составляют соответственно 26 и 40 % в потребительской корзине домохозяйств (Tajstat, 2022[55]; National Statistics Committee of the Kyrgyz Republic, 2022[56]; Bureau of National Statistics, 2022[57]; State Committee on Statistics, 2022[58]; National Statistics Office of Mongolia, 2022[59]; EBRD, 2022[45]). И хотя в 2023 году ожидается снижение темпов инфляции, свою роль может сыграть целый ряд рисков, так что рост цен на продовольствие и электроэнергию усугубляет угрозу нехватки продовольствия, возникшую в условиях пандемии COVID-19 (OECD, 2021[4]; OECD, 2021[60]; World Bank, 2022[44]). Особенно тяжелым может оказаться положение малоимущих семей, доля продовольствия и электроэнергии в потребительской корзине которых больше, чем у остальных. Так, в Таджикистане подобный риск возник уже в 2021 году: 33% домохозяйств сообщили о сокращении потребления продовольствия в первом полугодии, что на 5% больше, чем в предыдущем году (World Bank, 2021[61]). Главным образом это было вызвано скачком инфляции (+9,2%) в первой половине 2021 года и снижением заработков населения.
Торговые связи по всей Центральной Азии остаются прочными, но из-за тесных отношений с Россией регион подвержен как политическим рискам, так и рискам в сфере снабжения
Активность торговли в Центральной Азии сохраняется, но подозрения в теневой торговле с Россией могут навлечь на страны региона вторичные санкции
Принимая во внимание структуру региональной торговли с Россией (см. Рисунок 2), в связи с прогнозируемым сокращением инфраструктурного, строительного и промышленного секторов в России после начала войны ожидалось снижение российского спроса на импорт минерального сырья и химикатов (Pestova, 2022[62]; IMF, 2022[5]). Однако, поскольку долю экспорта в Россию продовольственных и промышленных товаров тоже нельзя назвать несущественной, продукция стран Центральной Азии рассматривалась как перспективная недорогая замена ряду экспортных европейских товаров.
Рисунок 10. Годовое изменение товарооборота с Россией в первом полугодии 2022 года (%, в годовом исчислении)
Примечание: данные по Казахстану, Таджикистану и Узбекистану охватывают период с января по июнь, по Кыргызстану дополнительно включают июль, по Монголии – август. Данные по Туркменистану отсутствуют.
Данные национальных органов статистики за первое полугодие 2022 года свидетельствуют о значительном увеличении объемов экспорта в Россию из всех стран региона, кроме Монголии (см. Рисунок 10), тогда как увеличение импорта главным образом отражает повышение цен на электроэнергию и зерно. Интересно отметить, что общая динамика экспорта, судя по всему, не соответствует наблюдавшейся после первой волны антироссийских санкций, которые были вызваны аннексией Крыма в 2014 году (см. Рисунок 11). Учитывая серьезные различия в масштабе прежних и нынешних санкций, можно прийти к выводу, что в настоящий момент Центральная Азия может считаться временным альтернативным поставщиком товаров, необходимых российской экономике.
Рисунок 11. Динамика товарного экспорта в Россию после первой волны международных санкций в 2014 году (в %, с 2014 по 2016 годы)
Источник: (UN Comtrade, 2022[2])
Экспорт из Казахстана в Россию вырос, что главным образом обусловлено мировым повышением сырьевых цен. Только в первой половине 2022 года экспорт сырой нефти увеличился по стоимости на 85%, однако на 89% данное увеличение объясняется повышением цен, а не увеличением объемов (National Bank of Kazakhstan, 2022[63]). И напротив, хорошо заметно снижение российского спроса на экспорт минеральных и энергетических ресурсов, особенно железных руд, золота, серебра и проката черных металлов. Экспорт казахстанской нефти в европейские страны также увеличился (EBRD, 2022[45]). С Узбекистаном картина уже не столь однозначна, поскольку стоимость месячного глобального экспорта из страны с февраля 2022 года снизилась на 47% (на 10% в годовом исчислении), тогда как двусторонняя торговля с Россией сохраняет прежнюю активность. Месячный объем экспорта в Россию за период с февраля по июль вырос на 78%, что в годовом исчислении дает 21% прироста за первое полугодие (State Committee on Statistics, 2022[50]). И наконец, рекордный рост объемов экспорта в Россию из Кыргызстана и Таджикистана наводит на мысли о теневых схемах торговли (EBRD, 2022[45]). Действительно, увеличение двусторонней торговли с Россией в Кыргызстане совпало по времени с сокращением экспорта в другие страны мира. Экспорт в Россию главным образом представлен промышленными товарами, производственным сырьем и материалами, а стоимость импорта промежуточной продукции, в основном китайской, выросла на 65% между первым и вторым кварталами 2022 года и на 69% в годовом исчислении (National Bank of Kyrgyzstan, n.d.[53]).
Разрушение цепочек снабжения отрицательно влияет на ряд отраслей и может увеличить торговые издержки
Узкий круг торговых партнеров и товаров, свойственный странам Центральной Азии, повышает восприимчивость региона к действию внешних потрясений, так как немногочисленность торговых партнеров и отсутствие альтернативных источников поставок при любом снижении спроса на основные экспортные или импортные товары оказывают усугубляющий эффект. Перебои в торговле при закрытии российских и китайских границ в начале 2020 года, усилившие недостаток продовольствия и товаров первой необходимости в первые месяцы пандемии, стали тревожным сигналом (OECD, 2021[4]). После начала войны нарушение цепочек снабжения, начинающихся в России или Украине либо проходящих через обе эти страны, привело к нехватке ресурсов для предприятий Центральной Азии. В целом, 43% фирм, принявших участие в исследовании Всемирного банка «Пульс бизнеса», сообщили, что импорт из России или Украины сократился в объемах или что они вообще больше не получают поставок из этих стран. Также интересно отметить, что среди фирм, сбывавших продукцию экспортерам или многонациональным компаниям из России или Украины, наблюдается сокращение продаж в среднем от 5 до 13 %, тогда как у фирм, не имевших покупателей в этих странах, продажи увеличились в среднем на 5% (World Bank, 2022[54]).
Россия и, в меньшей степени, Украина остаются важными источниками ресурсов, необходимых экономике стран Центральной Азии, где пока преобладает концентрация в области нижних звеньев производственно-сбытовых цепочек (World Bank, 2020[64]). Россия обеспечивает порядка трети регионального импорта минеральной продукции, 13% импорта неблагородных металлов и порядка 10% химической продукции, электрооборудования и продовольствия (см. Рисунок 2). В 2018 году она была первостепенным зарубежным поставщиком для Казахстана, поставляя ресурсы для разработки полезных ископаемых (включая энергоносители) и экспорта неблагородных металлов (WTO, 2020[65]). Переориентация некоторых торговых направлений в целом пошла бы на пользу странам Центральной Азии, но, согласно прогнозам, в краткосрочной перспективе рост экспортного спроса не сможет компенсировать потерю возможностей, которые давала торговля с Россией (Korn, 2022[66]).
Даже если не брать в расчет прямое влияние на импорт из России, вследствие нарушения торговых путей через Россию торговые издержки стран Центральной Азии, скорее всего, возрастут еще больше, что приведет к дальнейшему росту цен на потребительские товары. Именно Россия оставалась крупнейшим транзитным направлением для множества товаров, ввозимых в страны Центральной Азии или вывозимых оттуда. Согласно недавнему исследованию, мировые производственно-сбытовые цепочки, особенно в сфере сельскохозяйственного производства и добычи полезных ископаемых, быстро адаптируются к экономическим сбоям, вызванным конфликтом (Korn, 2022[66]), однако Центральной Азии это может даваться труднее, чем многим другим, в силу сохраняющихся недостатков транспортной связности и структуры экономики стран региона. Данные говорят о том, что цепочки снабжения в обрабатывающей промышленности перестраиваются медленнее, и это может усилить влияние нарушений в цепочках снабжения, зависящих от российской продукции. Кроме того, изолированность региона от мировых торговых путей главным образом обусловлена неудовлетворительным состоянием транспортных сетей, недостатком недорогих транспортных услуг в сфере контейнерных перевозок и отсутствием связующих звеньев между основными инфраструктурными коридорами, а это значит, что прокладка альтернативных торговых путей наверняка займет немало времени (OECD and ITF, 2019[67]).
Рост неопределенности может снизить инвестиционную привлекательность Центральной Азии
ПИИ остаются основным источником капиталообразования в регионе наряду с государственным финансированием и собственными средствами предпринимателей, а Россия остается важным региональным инвестором, способствующим распространению ноу-хау и созданию необходимой инфраструктуры, особенно в добывающем и энергетическом секторах, где по-прежнему сосредоточено большинство региональных ПИИ. Российские ПИИ и портфельные инвестиции за последние годы выросли в размерах, особенно в Казахстане, хотя и представляют собой сравнительно небольшую долю совокупных инвестиций в страну (см. Рисунок 12). В число последних инвестиционных проектов, стоимость которых достигает нескольких миллиардов долларов, входит разработка казахстанских нефтяных месторождений Каламкас-море и Хазар с участием российской компании «Лукойл», а Узбекистан обсуждает с «Росатомом» планы строительства атомной электростанции (Eurasianet, 2022[68]; Lukoil, 2021[69]). Вероятно, реализация этих инвестиционных проектов будет отложена, а проекты меньшего масштаба станут еще меньше или будут отменены (EBRD, 2022[7]; World Bank, 2022[44]).
Рисунок 12. Чистые притоки ПИИ в процентах от ВВП в странах Центральной Азии (в среднем за 5 лет)
Источник: (World Bank, 2022[70]).
По предварительным данным за первое полугодие 2022 года, размеры российских инвестиций сократились. Так, в Казахстане во втором квартале 2022 года был отмечен отток российских ПИИ впервые со времен разгара пандемии в 2020 году (National Bank of Kazakhstan, 202[71]). Если данная тенденция сохранится или усилится, это дополнительно усугубит общую тенденцию к уменьшению как притоков ПИИ, так и инвестиций в создание новых производств, наблюдающуюся с момента завершения сырьевого «суперцикла» в 2014-2015 годах. Такая динамика спада во многом отражает нестабильность инвестиционной среды в Центральной Азии, глубоко укоренившиеся проблемы в банковском секторе региона и преобладание добывающих отраслей в общей структуре притоков ПИИ и капиталообразования (OECD, 2021[4]). В 2020 году пандемия COVID-19 привела к 18%-му сокращению притоков ПИИ в Центральную Азию, но и это сокращение было не столь значительным, как в большинстве других регионов мира, главным образом благодаря 35%-му увеличению чистых притоков ПИИ в Казахстан в связи с углеводородным месторождением Тенгиз. Тем не менее, пандемия наглядно показала, что странам Центральной Азии с трудом удается привлекать новые и более устойчивые инвестиции в отрасли, которые в большей мере способствуют созданию рабочих мест и диверсификации экономики. Наиболее заметны были сокращения притоков ПИИ и инвестиций в создание новых объектов в традиционных для ПИИ отраслях, то есть нефтедобыче, нефтепереработке, производстве кокса и химикатов; при этом перенаправления в такие отрасли как фармацевтика или технологии, перспективные с точки зрения диверсификации, не наблюдалось (UNCTAD, 2021[72]).
В дальнейшем чрезвычайно высокий уровень экономической неопределенности, в том числе серьезный понижательный риск в случае усиления военных действий, может привести к фрагментации мировых инвестиций и усугубить сокращение притоков инвестиций в страны Центральной Азии. Последствия пандемии COVID-19 позволили составить первое представление о возможном развитии событий: если в наиболее развитых странах мира уже в 2021 году инвестиции увеличились, то их увеличение в странах Центральной Азии, согласно прогнозам, должно было начаться лишь в 2022 году. Такое отставание может объясняться сохранившимися в регионе недостатками делового климата, снижающими его инвестиционную привлекательность в условиях ужесточения мировой конкуренции за ПИИ (OECD, 2021[4]).
Блок 1. Банки Центральной Азии благополучно перенесли нарушения в работе российского финансового сектора
Ранние прогнозы предсказывали значительные сбои в работе банковской системы Центральной Азии, вызванные отключением крупных российских банков от международной платежной системы SWIFT и тесными корреспондентскими связями между центральноазиатскими и российскими банками. Весной дочерние компании российских банков в странах Центральной Азии, в том числе казахстанские отделения банка ВТБ, «Сбербанка», «Альфа-Банка», подпали под действие международных санкций, в результате чего либо были проданы местным конкурентам, либо перешли на операции в национальной валюте. Кроме того, российский олигарх Усманов, фигурирующий в санкционном списке, был вынужден продать свою долю в узбекском частном банке «Капиталбанк», чтобы банк не оказался под санкциями, а сделка по продаже «Узагроэкспортбанка» российскому банку была отменена.
Устойчивость финансового сектора Центральной Азии к потрясениям после отключения десяти российских банков от международной платежной системы SWIFT могла объясняться ограниченным влиянием российского рубля. Вначале отключение помешало осуществлению трансграничных переводов денежных средств и повысило стоимость переводов, однако банки Центральной Азии оперативно перешли на платежи в национальной валюте и ужесточили меры по обеспечению нормативно-правового соответствия, чтобы не подпасть под действие вторичных санкций: в частности, ряд финансовых институтов региона ограничил или вообще запретил использование российских платежных карт «Мир», поскольку США объявили, что установление или развитие отношений с данным российским оператором со стороны финансовых организаций других стран (кроме США) могут считаться помощью России в уклонении от санкций. Кроме того, в связи с переездом российских граждан в страны Центральной Азии в банки переводились значительные суммы в иностранной валюте, а также вырос спрос на международные платежные карты, что увеличило доходы и прибыль банков.
Приток высококвалифицированных работников может способствовать росту качества человеческого капитала на определенных рынках труда в регионе
Отличительными чертами экономики стран Центральной Азии, и прежде всего Кыргызстана и Таджикистана, остаются стабильно высокие уровни неформальной экономики и трудовой миграции (как правило, в Россию и Казахстан). Главным образом, это обусловлено нехваткой достойных рабочих мест и нагрузкой на местный рынок труда, возникшей вследствие быстрого роста трудовых ресурсов. К примеру, в Узбекистане, согласно прогнозам, в ближайшие десять лет на рынке труда ежегодно будет появляться почти полмиллиона новых участников (ADB, 2020[79]). Поэтому трудовая миграция, включая как сезонную, так и длительную, помогает странам, испытывающим затруднения с созданием достаточного количества собственных рабочих мест, снизить безработицу и уменьшить нагрузку на государственные службы. В 2021 году из Таджикистана, Кыргызстана и Узбекистана в Россию въехало примерно 7,8 млн работников (Hashimova, 2022[80]). Значительное количество центральноазиатских трудовых мигрантов в России занято на низкоквалифицированных работах, в том числе в строительстве, службах доставки и такси, что ставит их под удар в случае экономического спада (OECD, 2021[4]). После ухода из России многих западных компаний и снижения активности в ряде отраслей российской экономики в первом квартале текущего года Таджикистан сообщил о возвращении порядка 60 000 мигрантов, что в 2,6 раз больше, чем за аналогичный период 2021 года; в Узбекистан, по сообщенным данным, за тот же период вернулось 133 000 мигрантов (Asia-Plus, 2022[81]; IOM, 2022[46]).
Несмотря на эти цифры, дальнейшее развитие ситуации трудно предсказать. На первый взгляд, резкого увеличения количества возвратившихся мигрантов не наблюдалось до третьего квартала 2022 года, а по данным некоторых источников, спрос на рабочую силу из Центральной Азии в России вырос. Кроме того, мигрантов активно призывают вступать в российскую армию, обещая за это ускорить процесс получения гражданства (Carnegie, 2022[82]). Если бы в экономике России наступил продолжительный спад, увеличилась бы численность мигрантов, возвращающихся в Центральную Азию, что ужесточило бы конкуренцию между наименее квалифицированными сегментами рынка труда.
В то же время после начала войны между Россией и Украиной начался приток российских граждан (а также, хотя и в меньшей степени, белорусских и украинских) в страны Центральной Азии, заметно увеличившийся, когда правительство России объявило частичную мобилизацию в сентябре 2022 года. Точные цифры по каждой стране определить трудно, поскольку наибольшее число новоприбывших зарегистрировано в Казахстане, но он же является страной транзита, а в некоторых странах (например Кыргызстане) для российских граждан действует безвизовый режим. Однако по официальным цифрам Росстата чистый отток населения из России за первые три квартала текущего года составил порядка 420 000 человек, что вдвое больше, чем за аналогичный период предыдущего года. Из них примерно 80 000 выехали в Украину, 58 000 в Таджикистан, 49 000 в Армению, 44 000 в Кыргызстан, 41 000 в Казахстан и 39 000 в Узбекистан. При сопоставлении с цифрами, которые предоставлены национальными информационными агентствами стран Центральной Азии, эти показатели кажутся низкими и, возможно, представляют собой своего рода оценочный минимум.
Многие из новоприбывших являются работниками высокой квалификации, главным образом из наукоемких отраслей, в том числе предпринимателями и разработчиками, способствующими развитию интеллектуальных услуг, и прежде всего ИТ-сектора, что не создает дополнительной нагрузки на местные рынки труда. Однако столь массовый приток нарушает социальное равновесие в странах Центральной Азии, способствуя, в частности, значительному росту цен на жилье и продовольственные товары в столицах и создавая угрозу возникновения социальной напряженности (CABAR, 2022[83]). Впрочем, пока национальные правительства стран региона поощряют перемещение фирм и высококвалифицированных работников. Так, в Узбекистане введена трехлетняя виза для специалистов по ИТ, предпринимателей и членов их семей, а также предлагается бесплатное юридическое и административное сопровождение для переноса бизнеса (Government of Uzbekistan, 2022[84]). В Казахстане разрабатываются меры поддержки и преференции для иностранных инвесторов, а указ, недавно подписанный президентом Кыргызстана, разрешает российским предпринимателям становиться резидентами «Парка креативных индустрий» и вести в стране бизнес с упрощенным режимом налогообложения (Government of Kyrgyzstan, 2022[85]). В будущем правительствам стран региона необходимо будет проследить за тем, чтобы отечественные предприятия не оказались в ущемленном положении, и сделать текущие меры по поддержке перемещения российских компаний частью долгосрочных государственных реформ, направленных на улучшение делового климата. К тому же для того чтобы сохранить новые кадры без ущерба для мира и спокойствия в обществе, потребуются меры по предотвращению дальнейшей поляризации рынка труда.